«Мы люди помнящие снами,
Купаясь в небесах мечты
И все, что есть у нас от дани
Мы возвращаем, пусть и не было мечты» (с)
⌠⌠⌠

На улице шел майский день – казалось, что будь он простым мальчиком, он бы вприпрыжку бежал по извилистой дорожке, задирал русую голову и смотрел в небо золотыми глазами, щеки бы несли блеклые веснушки, а губы открывали ребяческую улыбку. Ветер слегка раздувал густую траву, которая только начинала набирать свой сок перед летом, некоторые мелкие цветы уже распустили свои маленькие «ладошки», открывая солнышку свою маленькую часть. Холм с тремя тополями держал дом: там так же колыхалась трава, а возле самого порога, была вымощена маленькая клумба, с клубнями черной земли и большими голубыми цветами – природа не могла оставить без своего яркого внимания дом, хозяева которого были слишком заняты, чтобы украшать его. Стены были молочные, крыша всего лишь не много темнее, окна открыты – ветер выносил из них нежную белую тюль и давал душным комнатам хоть немного воздуха, хоть он и был горячим. Слишком сильно выделялась эта белизна из общей зелени: солнце играло с лаковой поверхностью своими лучами, делая её, то блестящей, то, казалось, грубой и потертой. На верхушке крыши, где покачивался маленький флюгер, сидели птицы, потягивая юркую мелодию, стараясь, перекричать друг друга. Они перепрыгивали то с высокого тополя на крышу, то с крыши на веранду, стараясь задеть крыло либо грудку другого малютки. Щеглы рокотали, воробьи чирикали, а соловей – единственный, кто сидел только под тенью листа тополя – вытягивал общую трель, как будто пытаясь скрыть этот созданный птичий беспорядок. Раздался взрыв и тут же птицы вспорхнули ввысь, оказываясь только маленькими пятнышками на голубом просторе!
- А что б тебя!...
На гальке перед домом оказался человек, он откашливался от дыма, который сейчас выходил через открытые окна – хоть огня и не было, но химические вещества сильно выделяют ядовитые испарения. Эдвард Элрик, громко кряхтя, поднялся на ноги, потирая левое плечо – через минуту дым выветрился и хоть оставил после себя редкое зловоние, в целом взрыв не повредил ничего, кроме пары колб и пробирок, на лице Эда была только полоса гари от вспышки. Элрик вернулся в комнату, ставя обратно стул, который был перевернут, когда он выбегал из комнаты, он стал подбирать книги с пола. Они были разбросаны уже в течение нескольких дней. Рядом с ними стояли тары и колбы с разными жидкостями и смесями, в углах покоились тубы с чертежами и макетами, стены были обставлены в стиле книжных червей и ученых, то есть в высокоярусных шкафах с книгами. На столе валялись белые листы, а в центре стояли химические реактивы, над спиртовкой сейчас что-то отчаянно бурлило и так и желало выпрыгнуть из тесного горлышка стеклянной посудины. Эдвард поставил книги на свободные места на полках, а сам опустился на свое рабочие место, подперев рукой голову, он уставился на тлеющий фитиль и лежащий под ним спирт. Лицо его выглядело усталым: под глазами синеватые полосы, уголки губ ушли вниз, а легкий румянец слился с белизной лица, которое слишком долго не видело солнца. Еще три дня назад, он должен был закончить это лекарство, противоядие от укуса ядовитого животного, которое уже битые месяца докучает жителям соседних деревень, убивая скот, а с недавних пор, кусая и людей. Не хватало чего-то, химическая реакция не клеилась у алхимика, противоядие не разрушало яд в крови, оно не убивало вредоносное вещество, а только угасало под его палящим действием. И Элрик не мог понят почему, он днями просиживал в комнате, перебирая возможные варианты нейтрализации яда, но ответ так и не приходил, всегда получалась одна сторона недоделанная. Эдвард вздохнул, скрипнув металлом правой руки, переложил подбородок в другую, холодящую ладонь, но взгляд от кипения не оторвал, а вещество только иронично взрывало маленькие пузыри на своей зеленоватой поверхности и испускало почти невидимый пар.
- Брат, хватит сидеть в этой дыре! – Альфонс как всегда без стука забежал в комнату и тут же принялся выволакивать брата за шиворот на свежий воздух. Птицы опят заняли свое место на крыше, опасливо втягивая голову в крылышки, они не решались заводить песню. Старший Элрик стал отбиваться, пихая младшего брата в бока и громко крича.
- Пусти меня! У меня ступор, еще ничего не готово, понимаешь?! Ни-че-го! – Ал выволок старшего на улицу, а тот повис у него на руке с жалобным видом устремляя взгляд в полные понимания глаза брата. – Это ужасно – я ничего не могу придумать.
- Успокойся. – Альфонс встряхнул Эдварда за плечи и поставил на ноги, поправляя рубашку на плечах. Он широко улыбнулся, заставляя Эдварда немного запрокинуть голову, чтобы видеть лицо полностью. – Ты – великий алхимик! И если ты смог сделать столько в великом искусстве, то, что стоит для тебя решение мелкой задачи.
- Да, но я чувствую себя таким беспомощным в этой… - Эдвард со злобой посмотрел в сторону комнаты и выдавил сквозь зубы, - …химии.
Он снова вздохнул, выдавливая в это столько жалости и несчастья, что и камень, казалось, уронит слезу, но его младший брат только хмыкнул и сел под тонкую тень тополя, которая как раз создавало двойное место, защиту от солнца и более густой порыв ветра.
- Когда действие химических элементов не подкреплено энергией, кажется, что ты просто делаешь смесь разных цветов, добавляя один химический элемент в другой, но они даже в лучшем своем агрегатном состоянии не смогут взаимодействовать. – Эд опустился рядом с братом, опуская голову на его плечо. – Мне всегда казалось, что я знаю многое про нас, про мир, про составляющие этого мира – но, это многое действовало только, когда я пользовался алхимией, когда высвобождал энергию, пропускал её через себя, материю и вновь вплавлял её во что-то новое. А сейчас…
- Что сейчас? Эдвард, что же сейчас? – Альфонс почем-то чуть не смеялся. Он улыбался, смотрел на небо и поглядывал на птиц на крыше, прося их мысленно о чудной песни.
- Ал, ты что меня не слушаешь?! Я же говорю… - старший брат сорвал голову с плеча Альфонса и повернулся к нему лицом, упорно всматриваясь в его еще детскую улыбку. Выражение лица как всегда упрямое, а губы искривлены в мимической настойчивости и уверенности. Именно таким, Ал и привык видеть брата, и поэтому с улыбкой ответил на бешеный взгляд Эдварда.
- Я – слушаю. А вот ты, не хочешь послушать самого себя. Эдвард ты всё тот же, умный человек, с огромной душой и сердцем, про твой талант разбирать по молекулам всё, что движется – я вообще молчу. Так в чём же проблема? Ты – всё тот же Эдвард Элрик, которого я знал, и имею честь называть братом. Ничего не изменилось. Вспомни, что ты говорил мне всегда: «Энергия течёт через нас!»
- Да, но. - Эдвард унял пыл и вернул себя и голову на свое место. Он тоже уставился на небо, смотря на ленивое облако пара в голубизне, которое по форме напоминало змею – длинное, с извилистым телом и большой головой. – Я всё равно не знаю ответа.
Альфонс вздохнул и закатил глаза. Его брат очень редко ныл, особенно здесь, но когда это происходило, для младшего наступал тихий ужас – как же сложно было успокоить депрессионные мысли брата.
- Знаешь. Но ты сам его отталкиваешь, растворяешь в…
Альфонс не успел договорить фразу, поскольку его сумасшедший брат рванул из-под дерева в сторону комнаты. Залетев в неё, он подбежал к шкафу, на котором пару полок занимали баночки-скляночки со всякой химической мишурою, покопавшись там с минуту, он вытащил узкий флакон, из темно зеленого стекла. Жидкости в пробирке стало наполовину меньше, но её было достаточно для замышляемого – из флакона, на ладонь старшему выкатился маленький шарик, коричневого цвета, с запахом какой-то травы. Эдвард бросил его в кипящую жидкость, и та сразу поглотила в зеленом цвете коричневый комок – жидкость стала желтой, а Элрик хлопнул в ладоши и громко крикнул: «Получилось!». Он потушил спиртовку, вынул пробирку и, направив её к свету, пару раз взболтал, потом еще раз улыбнулся и засмеялся, переливая в темную баночку жидкость с готовым противоядием. За всем этим секундным помешательством наблюдал Альфонс, облокотившись на дверной косяк плечом, он задумчиво уставился на своего бегающего брата.
- И? Что же тебя так натолкнуло на ответ?
- Ты. – Впервые за длительные дни, его брат улыбнулся ему. Вот так вот, как умеет улыбаться только он, со всей душой и любовь, благодарностью и виной, с беззаботностью и тяжелым грузом обязанностей. Вот так вот, он улыбался, оставляя лекарство на столе и выходя из комнаты, направляясь в основную часть дома. Альфонса он взял за локоть и повёл за собой.
Какое-то время, Эдвард молчал – они зашли в дом, вдохнули жар на кухне, где стоял запах коричневого сахара исходящий из открытого кулька с печеньем, Эдвард тут же забрал пакет и пошел в гостиную, бесцеремонно запрыгивая на диван и закладывая в рот кусочек хрустящей сладости с шоколадными кусочками сверху.
- Спасибо, Ал. Ты мне сильно помог, сказав всего пару слов, которые я знал сам, вот только иногда, они решительно уходят на задний план, а тень моего потраченного на алхимию детства начинает просачиваться сквозь старые двери.
При этих словах Эдвард смущенно улыбнулся, посмотрел на брата и съел еще одну лакомку, в ответ Альфонс кивнул и пересел на пол, кладя подбородок возле братской руки.
- Так какой компонент помогает обезвредить яд?
- Нейтрализатор! – Эдвард хлопнул себя по лбу ладонью и засмеялся. – Сложно даже представить, что я не смог додуматься до такой простой вещи раньше. Яд сам уберет те элементы, которые разрушали кровяные тельца человека и животного, он просто войдет в реакцию с нейтрализатор – останутся только вспомогательные вещества, которые никакого вреда не создадут. Всё, до глупости простым оказалось…
Альфонс смотрел на брата из-подо лба, вслушиваясь в то, что он говорит. Скорее даже не в смысл и связь самих слов, скорее в то, каким тоном было это всё сказано, с каким выражением лица, каким движением губ выходило каждое слово. Ал мог и не понимать, некоторых выражений лица, их связи с тем, что говорит его старший брат, но иногда, нужно было просто смотреть, как спокойное лицо говорит, и только на секунду на нем появляется отчетливое выражение всей фразы. Та эмоции, которая становится субстратом для минутных чувств. Они молчали – Эдварду сказать, наверное, больше нечего, так что он просто со своими мыслями уставился в потолок, отвлекаясь только на шуршание пакета, создаваемое собственное рукой; Альфонс же ловил ту секунду, когда, возможно, ему предоставят шанс понять, что чувствует брат.
Губы изогнулись, уголки склонились вниз, а на подбородке образовалась маленькая ямочка, между бровями образовалась морщина, скорее даже естественная складка, взгляд переместился с потолка в никуда. Неясная эмоция быстро ушла, но Ал, успел заметить всё, что нужно. Младший брат встал с пола и, убрав руку Эда, сел на край, ложа руку на свои колени.
- Расскажи мне. – Альфонс убрал пакет из рук брата и посмотрел в его лицо. А тот как будто резко вспомнил, что в комнате, кроме него еще кто-то есть. Усталость вернулась к нему, а беззаботная улыбка исчезла так же быстро, как и появилась.
- Что?
- Что тебя волнует. Говори, Эдвард. Время, когда ты держал всё в себе, закончилось, а вернее ему пора бы закончится.
Эдвард смотрел в лицо Альфонсу, а тот на него. Старший сейчас почему-то вспоминал, как находил брата на берегу реки после очередной драки, как говорил «пошли», как упрямо смотрел на их маму, говоря, что драку затеял младший из-за отца. Каким смешным это казалось сейчас…. Он вспомнил, как наблюдал брата только в холодном железе, где душа выдавалась только красной печатью и красными глазами. Как они каждый раз, вытягивали себя из того желания - вернуться домой, жить без тела или его части, существовать и помогать людям – в место этого, они продолжали идти, отдавали, убивали и сами умирали. Они были готовы на всё, лишь бы только можно было воплотить то, к чему они так долго шли. Чтобы Альфонс, мог снова летом нырять в прохладу ручья, доставать перламутровые камешки со дна и бросать их на берег к Эдварду, чтобы они оба могли чувствовать теплоту кожи, биение сердца, боль, холод, усталость. И чтобы обоим снились сны. Они достигли этого. Вместе, сейчас за вратами, они все равно живут – и как бы ни страшно было, но они смогут пройти через всё. По второму кругу.
Эдвард потянул Ала на себя, утыкаясь лбом в его плечо, а потом поднял глаза и снова улыбнулся, с лица снова уходит усталость, хоть и с усилием. Эдвард чмокнул брата в губы и забрал обратно печенье, укладываясь обратно и снова стремясь найти что-то в потолке.
- И еще старший брат… - Альфонс покачал головой, провел рукой по бедру Эда и ушел наверх, разбирать начертанные ним самим чертежи, которые нужно будет отправить в Лондон на следующей недели. Через пролив Ламанш, они попадут на острова Великобритании, отправятся в исследовательский цент и либо будут выпущены в проект, либо будут хранить свои знания на пыльных полках архивов. Сейчас в пригородах Австрии на удивление спокойно, никого нет, мир за долгое время нашел некое затишье, а будит ли буря не известно. Братьев Элриков это тоже коснулись, впервые за пару лет, они нашли покой на зеленом холме, вдали от городов. Им нужно было работать, учится – когда лишаешься половины возможностей, для того чтобы жить в другом мире, а знания всего лишь просыхают в голове и не идут в ход, нужно найти им применение в чем-то другом. Эдвард занимался практически всем, он изучал технические науки, математику и астрономию, химию он любил больше всего, хоть эта наука и шла с ним во все сторонний дискут. Альфонс учил больше брата, но он больше забивал голову теорией и книгами, чем реальной практикой. Они жили уже уравновешенной жизнью, возможно, они уже нашли части себя в этом мире.
Ал сидел в комнате за столом, горела лампа, а за окном небо приобрело темно-синий цвет, солнце уже давно ушло за горизонт, а звезды норовили вылезти из-под густой пелены облаков. Эдвард уснул внизу, он свернулся клубочком и сопел в пуховую подушку, накапливая капли влагу между перинками, лицо разгладилось, совершенно не искажаясь усталостью или улыбкой, веки спокойной закрывали золотые глаза, а светлые волосы разметались по плечам и дивану – он выглядел ребенком, странным, уже взрослым, но ребенком. Ему исполнился 21 год, а Аллу 20, хоть и выглядел он на семнадцать лет – но все-таки он остался выше своего старшего брата, и в плечах шире. До сих пор Эдвард бушевал, когда кто-то думал, что Альфонс старший – все как и с прозвищем Цельнометаллического.
Эдвард дернулся, слабо застонав, он перевернулся на другой бок и прижал колени к груди.

- Ни-сан. Ни-сан! Эдвард!!!
В голове раздается крик. Душераздирающий детский голос ломает сознание и пробивается сквозь удушье и боль, сквозь ровный шелк смерти, который сейчас окутывал маленького Эдварда. Вода голубая, почти прозрачная, внизу белый песок и пара камней, сверху светит солнце и в воде кажется, есть большие белые пятна просветов. Эдвард болтает ногами и руками, широко раскрывает глаза, а легкие из последних сил удерживают остатки воздуха, возле него его маленький брат, Альфонс ведет себя точно так же. Они плывут друг напротив друга, но дотронуться не могут, как будто прозрачное стекло, огромных размеров перекрыло эту гладкую поверхность воды. Эдвард. Тянется к брату, а тот к нему, но они не могу приложить ладонь к ладони, натыкаются на невидимую преграду.
- Брат, помоги мне!
Хоть губы Ала не шевелятся, голос четко слышен в голове Эдварда и он еще сильнее тянется к своему младшему, старается не захлебнуться, вытащить обоих на поверхность, к живительному воздуху. Когда кто-то из них пытался всплыть на поверхность, вода растягивалась, и казалось, что верх оказывался в паре километров. И тут Альфонс открыл рот, а большие пузыри пошли наверх, глаза опустели, и маленькое тельце брата ушло на дно, оседая между камнями. Эдвард рвался ко дну, но случилось то же самое, что и с поверхностью воды – он плыл на одном месте.

Эдвард вскочил на диване, прерывисто дыша, стирая с лица холодный пот. Руки дрожали, а зрачки в глазах уменьшились от пережитого страха, даже во сне, тело ощущало волнение и казалось, переживает всё по-настоящему. Он потерял во сне брата, и не смог ему помочь – Элрик оглянулся в гостиной, вечер уже наступил, а Альфонса видно не было. Старший рванул наверх, в комнату, которая была чем-то вроде кабинета, думаю, что Ал просиживает вечер именно там.
Блондинистая голову лежала на стопке бумаг, а в полу раскрытой ладони лежал карандаш, под щекой был какой-то план, с многими исправлениями, и сразу увидеть что же там нарисовано было сложно. Ал спал, поднимая выдохом из полуоткрытых губ листок, лежащий перед ним. Эдвард спокойной выдохнул и оперся рукой на стену, успокаивая стучащее сердце и прогоняя жуткий сон. Он подошел к сидящему брату и легко коснулся его плеча, наклоняясь над ухом.
- Ал, проснись. – нежный голос выдернул из неглубокого сна, Альфонс сел и потер рукой щеку, на которой остались следы от чернила и отпечаток перехода листов. Он рассеяно улыбнулся и кивнул. – Хватит работать, идем спать.
- Это ты-то мне говоришь? – Ал усмехнулся, но возражать не стал, выключил свет и пошел в комнату, стягивая на ходу рубашку, широко зевая. Комната граничила с кабинетом, там стояла широкая кровать и шкаф с тумбой, окно впускало ночной, прохладный воздух, который явно стал пахнуть озоном – и правда туча, которая собралась над домом, казалась темнее общего свода. Два брата легки на мягкое шифоновое покрывало. Эдвард уткнулся лбом в грудь Ала, а тот обнял его, прижимая к себе, зарываясь в мягкие волосы. Альфонс закрыл глаза, и уже собирался продолжить прерванный сон, как голос Эда, слабо прозвучал в темной комнате.
- Мне приснился сон.
- Какой? – голос младшего был таким же тихим, но сонным, и частично был заглушен раскатом грома.
- Ты там умер. И я… - Ал сжал Эдварда крепче, открывая глаза и заглядывая в лицо своего брата. - …я не смог тебя спасти. Я вообще ничего сделать не смог.
- Это был всего лишь сон. Я же здесь с тобой, ты спасал меня столько раз, что я устал считать. Все в порядке.
Альфонс утешающее гладил по голове Эда, а тот, уткнувшись в его грудь, только тихо всхлипывал. Он не плакал, но был напуган, не ясно чем, и уже мало что могло его испугать, но страх потерять брата, не уменьшался, а только с каждым днем усиливался. Альфонс мягко улыбнулся, снова повторяя про себя, что его старший, сильный и непобедимый брат, всего лишь испуганный любящий человек, который имеет такие же страхи как и все. Младший поцеловал белый сморщенный лоб, слизнул капельку испарины с виска и коснулся дыханием щеки. Теперь лица были на одном уровне, а дыхание сплеталось и находило одно русло для себя, Эд несчастно посмотрел на брата, и взял его лицо в ладони.
- Я боюсь двух вещей: потерять тебя, и стать совсем беспомощным. И там, в этом сне, я обрел сразу два страха. Я не переживу еще раз, когда не смогу прикасаться к тебе, слышать тебя…
- Разве я собирался куда-то уходить? Разве я сказал, что оставлю тебя?
Ал поцеловал руку Эда, запустил свою ладонь в его волосы, останавливаясь на затылке, и прижался к его губам своими, целуя, не давая его говорить дальше. Всё, что он может, это всего лишь показать, что он не сможет и сам уйти снова, и только действия говорят за нас, во всех ситуациях бытия. Поцелуй был теплым и нежным, дыхание потеряло силу, и было это со всей страстью и любовью, которую могли отдать эти два человека, со всей пережитой болью и эмоцией, которую они помнят. Они просто любили, вкладывали в этот поцелуй всё, что имели в сердце друг к другу. Нежность читалась по прикосновению губ; злость - в редких укусах; страсть – в танце языков.
- Я всегда буду с тобой. Мое тело и душа – твои. Разве мало того, что мы отдали ради друг друга, ради наших совместных ошибок? Думаю, достаточно. Не вспоминай, прошу. Я ведь здесь, и никто не сможет этого у нас отнять.
- Альфонс… - слезы полились с золотых глаз Эдварда. – Ты, правда, не сон? Я жив, я здесь?
- Дурак. – Ал засмеялся. – Ты всё еще маленький и глупый брат. Хоть и старший.
Альфонс снова поцеловал старшего, не давая репликам проклятий на счет «маленького» вырваться наружу. Он быстро спустился вниз, целовал шею и грудь – сон как рукой сняло, осталось только желание – снял рубашку и ленту с шеи, бросил их на пол, а сам поцеловал розовую бусинку соска, рукой поглаживая плавный бугорок между ног, который сильно выделялся на грубой серой ткани штанов Эдварда. Старший вздрогнул, и вцепился в плечи Ала, закусывая губу. Те, кто видят в прекрасном, всю красоту – люди достигнувшие главного в жизни. И кто не увидел бы в прекрасной коже, в золотых глазах, блондинистых волосах, лице, которое исказилось от экстаза – всю красоту?
- Ал, чёрт, это слишком… - простонал Эд, когда язык коснулся нежного отверстия на головке, а пальцы нащупали простату и прошлись по ней, царапая точку удовольствия. Фонси облизнулся и снял штаны с брата, перевернул его на живот и лег сверху, вдыхая пьянящий запах волос, целуя за ухом, руками поглаживая спину и ягодицы. За окном разыгралась гроза, занавеси на окнах колыхались под порывами ветра, которые врывались в четыре стены, дождь поливал землю под неправильным углом, который задавался ветром, а молнии сверкали на секунду раньше грома: под шум стихии, два тела сливались в поцелуях и ласках, касались руками друг друга, ощущая тепло и неся за этим удовольствие. Ал двигался медленно, плавно, нависая над прогнувшейся спиной Эда, который кусал край подушки и сжимал ладонь Ала, упиравшуюся возле головы старшего брата. И Эдвард только и мог, что шептать: «Ал, Ал…», хныкать и прижиматься сильнее. Альфонс склонялся над ним, что-то нашептывая на ухо, делая движения более быстрыми и глубокими.
- Эдвард… 
Протяжный стон и Ал, свалился на белую спину, выравнивая дыхание и смотря на медленно расслабляющееся лицо брата. Он прижал его к себе, закрывая обнаженные тела от порывов ветра тонкой тканью одеяла. Эдвард заснул почти сразу, сон уже не беспокоил его, он только кутался сильнее в одеяло и прижимался к брату, ища максимальной надежности и близости в прикосновении. Альфонс лежал без сна, перебирая между пальцами локоны волос, целуя иногда манящие губы в ночном дыхании, он смотрел на молнии, наблюдал за грозой, и был полностью спокоен, держа в руках то, что любил больше всего. Всегда.
Никогда больше не приснится тот сон про прозрачное стекло, воду, смерть брата. Никогда, потому что вода испарится, а стекло будет разбито камнем, и братья найдут друг друга – как делали это всегда. Ничто не останавливало их – ни время, ни металлы, ни боль. Они были связаны не просто общими химическими соединениями, из которых состоит каждый человек, они были связаны одной душой, кровью и слитой жизнью в компании друг друга.
Они никогда не считали это мечтой. А это невозможно сломать или оспорить…

…Любовь

© Cezei. 27 July 2010.