Название: Обещания
Автор: Ооками-тян(Ookami-chan@yandex.ru)
Бета: Word Всемогущий и Всезнающий
Фендом: ФМА
Дисклеймер: Интересно, вот если я сейчас здесь не на напишу «от прав отказываюсь(подчеркнуто два раза)» то Аракава-сан приедет разбираться??
Варнинг: ООС наверное... И дис фик...
Рейтинг: G
Пейринг: Нету, но так мельком Эд/Уинри, Рой/Эд (куды ж ми без яоя!)... Но вообще их не должно быть...
Жанр: Не знаю, всякой хрени по написала, типа ангста, драмы... Но в этом фанфе я вообще не уверенна...
Саммари: Допустим, Драхма-таки объявила войну...
От автора: Ну, как всегда на счет тапок. Этот фик вообще белиберда, я изначально вообще не хотела никого убивать... И мангу до драхмы не дочитала, просто слышала кой-че, ну в общем как обычно - слышу звон...
Размещение: Размещайте где хотите, но с шапкой и предупреждайте автора, а то ми тоже интересно, что о моем творчестве пишут!

В двенадцать-тринадцать лет дети поступали в военное училище. Проходили специальную подготовку, учились обращаться с оружием. К шестнадцати годам это были уже полноценные солдаты, готовые в любой момент вступить в бой. Гос. алхимики, в большинстве своем, не проходили специального обучения. Чаще всего они были самоучками. У единиц были учителя. Алхимиков отправляли на войну, как только в них появлялась необходимость. Но призывной возраст - шестнадцать лет.

Наверное, только это спасло меня, когда Драхма объявила войну. Мне повезло, что война не началась на полгода раньше. Но все понимали, что эта война просто так не закончится. На этот раз все зашли слишком далеко.

Полковник начал меня обучать. Я умел сражаться, но я не разу был на войне. А он многое знал из того, что мне только предстояло узнать. Никакой жалости к врагу. Никакой слабости. Никакого страха. Мы сражались всерьез. Я понял это после первого же удара. Он не собирался меня жалеть, и ждал того же от меня.

- Там тебя не будут жалеть!..

Я это прекрасно понимал. Было очень сложно сражаться со знакомым человеком. Но я сражался. Сражался до изнеможения, и даже больше. Сражался пока еще были силы стоять на ногах. А в голове все звучали те слова. "Там тебя не будут жалеть!.." И я должен был отвыкнуть от жалости...

Уинри плакала, узнав, что меня забирают на фронт. Сначала я не собирался ей говорить, но потом понял, что не могу с ней так поступить. Ей будет больно, если она узнает это не от меня, а от Ару или из газет...

Через два дня для меня уже была готов новый автопротез. Уинри сама сделала его, без помощи Пинако. И ее работа была безупречна. Она упростила его, чтобы я смог самостоятельно ухаживать за ним, но увеличила прочность и мощность. Эта была самая совершенная модель на свете... Когда Уинри вручала ее мне, ее красные от недосыпания глаза были полны слез. Она думала, что я уже не вернусь...

- Ты... - Ее голос дрогнул. - Ты будешь мне писать? И звонить иногда?..

- Да...

Я знаю - это глупо. Я не люблю писать письма, у меня никогда не получались отчеты. Я просто не знаю, что в них писать. Начинаю одно, переключаюсь на другое, теряю суть, начинаю сначала. Когда собиралось штуки три таких письма, я просто перечитывал их и подчеркивал все самое нужное. Иногда на такие письма уходило и по часу. Поэтому, я не люблю писать письма. Но я ей обещал...

Из моего отъезда устроили похороны. Это очень грустно смотреть, как люди заранее оплакивают тебя. Они все старались смеяться, вспоминали случаи из жизни, рассказывали шутки... Но разве не принято вспоминать о покойнике только хорошее? Разве людям не свойственно смеяться, когда по-настоящему плохо, пытаясь скрыть свою слабость?

Вся атмосфера была пропитана слезами и болью. Было ощущение, что она проходит через меня, сердце сжималось, иногда было трудно дышать. Но я улыбался. Мне не оставалось ничего, кроме как улыбаться. Два варианта: улыбаться и плакать. Но я ведь говорил, что людям свойственно скрывать слабости?

- Привыкай, Стальной. - Ко мне сзади подошел Мустанг и хлопнул по плечу. - Поверь мне, лучше уже не будет.

Он тоже улыбался. Ему тоже было плохо. Его руки подрагивали, толи от выпитого им алкоголя, толи оттого, что ему завтра, как и мне на фронт, толи оттого, что он тоже волновался за меня. Все беспокоились за меня...

В как-то момент в такой давящей обстановке стало невозможно находиться, и я пошел в дом. В доме спокойнее. Можно лечь на диван, закрыть глаза и ни о чем не думать. Совсем ни о чем... Я надеялся, что в доме будет пусто. Но на кухне была Уинри. Она сидела на полу, опершись спиной на холодильник и прижав к себе ноги, и плакала.

- Уинри?

- Эдо? - Она посмотрела на меня и вытерла рукавом слезы. - Что... что ты здесь делаешь?

Я пожал плечами.

- Наверное, то же, что и ты. Прячусь. - Я улыбнулся. Черт, я никогда не умел успокаивать ревущих девушек. Ведь было чему у полковника поучиться...

- Эдо, ты же вернешься? Ты же вернешься, да?

В ее глазах столько надежды... Наверное, раньше и у меня были такие же глаза, когда я пообещал Ару, да и всему миру, что найду философский камень. Но ведь еще не нашел...

- Да. Обещаю. - Ненавижу давать обещания, в которых я неуверен. Я не знаю, смогу ли я выполнить ее обещание. Но я обещал.

- Спасибо...

Как же это глупо! Глупо благодарить за обещание. Наверное, Уинри знает, что если я дал обещание, то я не отступлю.

- Спасибо!..

***

Прощай. Не пока, не до свидания, а жестокое прощай. Если потом не успею. Никаких долгих прощаний. Короткое прощай, и поезд уносит меня к горячей точке. А на перроне стоят, смотря мне вслед Ару, Уинри, Пинако и даже Ден. Брат махал мне рукой, плечи Уинри подрагивали, Пинако нервно курила трубку, собака лаяла. Даже ей было не все равно.

- Эй, Стальной, чего ты туда уставился? - Я отвернулся от окна. Полковник доставал из сумки бутылку дорогого коньяку, две рюмки и колбасу. - Тебе наливать?

Я кивнул. Раз начальство наливает...

- Тогда режь колбасу.

***

Странно, я очень плохо помню сражения. Все дни были похожи на другие, воспоминания сливались, образуя один большой ком нескончающихся криков, крови, шума снарядов, свиста пуль и алхимических вспышек. Поначалу я не мог спать. Мне постоянно снились кошмары. Окровавленные, обезабразженные тела. И еще мальчик... Я помню, как на меня бросился человек, не намного выше меня. Я не раздумывая преобразовал автопротез и ударил. Ему было лет тринадцать, не больше. В его глазах отразился ужас. Мне постоянно снились эти глаза... Я часто просыпался от собственных криков. Рядом всегда был или полковник, или Риза, или еще кто-нибудь... Хотелось плакать, но я говорил, что все хорошо и ложился спать. А во сне снова были глаза, полные боли и ужаса.
Я постоянно получал письма от Ару и Уинри. Они писали, что у них все хорошо, что война пока не добралась до Ризембула. Рассказывали новости, истории, обычно веселые... Я тоже пытался написать что-нибудь интересное, веселое. Но в мыслях было одно кровавое месиво, в которое превратились мои дни. Я не рассказывал им, как мне прострелили плечо, как один раз сломался мой автопротез, и его пришлось чинить, как один солдат переходил через поле, которое оказалось заминированным, а следующим должен был переходить я... Я не мог сбросить на них хоть часть груза, лежавшего у меня на сердце. Я не хотел, чтобы они волновались. Я не мог этого допустить.

***

- Эй, Стальной, не суйся под огонь! Это приказ!

Я фыркнул. Драхмийцы наступали, и "не соваться под огонь" было практически невозможно. Я видел, как гибли наши ребята. Запасы боеприпасов кончались, вокруг горы. Помощи ждать неоткуда. Мы в ловушке. Это смерть. Только если... Только если удастся вырубить их алхимика (не знаю, есть ли у драхмийцев алхимики, но пусть один будет - прим. авт.), их главную силу. Их надежду. И пофиг, если потом отчитают... Если будет это "потом"...

- Стальной, куда?!

Да пошел ты, полковник! Я бежал, на ходу вырубая противников. Первый, второй, третий, пятый... На мгновение в их глазах мелькал ужас, а потом - пустота. Мне казалось, что меня окружает огонь, что я весь в огне и что я сам часть этого огня... Я жаждал добраться до этого алхимика. Мне было все равно, что случиться потом. Главное сейчас победить, а дальше... А дальше посмотрим...

Победный возглас. Один удар и его голова отделяется от тела. Брызнула кровь, заливая мою одежду. Двумя пальцами я прочертил линии на щеках - символ моей победы... Теперь мы прорвемся...

Свист пули. Адская боль, пронзающая тело. Трудно дышать. Но на лице, почему-то дурацкая улыбка. Теперь мы победим.

В какой-то момент перед моими глазами оказалось небо. Закат... Как раз такое время, когда солнце красивого темно-оранжевого цвета, а небо раскрашено всеми оттенками, от голубо-синего до фиолетового. А еще тучи... И это небо порождало множество мыслей. Голубой - глаза Уинри, обещание вернуться. Синий - форма Мустанга, обещание быть рядом, когда полковник станет фюрером. Серый - доспехи Ару, обещание вернуть тело. Сколько же всего я обещал...